оглавление

вернуться назад

IV. Ошибочные действия руководства страны в начальный период войны, приведшие к катастрофическим последствиям и огромным потерям

В оценке тех трагических событий лета 1941 года мнения историков, социологов и др., как известно, разделились. Причем оценки эти зачастую теряли историографическую ценность, сдвигаясь в область идеологических пристрастий, далеких от фактического состояния дел. Одни (абсолютное большинство) были убеждены, что Сталин не сумел правильно оценить ситуацию, необоснованно отбросив многочисленные предупреждения о готовности Гитлера напасть на Советский Союз, поэтому воспротивился своевременному приведению войск в боевую готовность. Результатом этой невероятной ошибки явились невиданные в истории человечества огромные потери армии и народа СССР.
Вторые (меньшинство, в основном партфункционеры и другие поклонники Вождя) доказывали, что Сталин все знал, войска были приведены в боевую готовность, однако в момент нападения противник был в два раза сильнее, что и привело к известным последствиям.
Прежде чем в общих чертах (учитывая ограниченные возможности статьи) прокомментировать документальную достоверность первой оценки и несостоятельность второй, следует отметить, что отголоски этих «дебатов» слышны и по сей день.
На публикацию А. Квашнина и М. Гареева «Семь уроков Великой Отечественной» (НВО, № 15, 2000), в которой из « слётанной двойки» Сталин — Жуков вина последнего (за счет первого) была явно преуменьшена, активно откликнулись оппоненты из «Советской России», отстаивая достоинства первого.
Не вдаваясь в подробности этой перепалки на основе имеющегося документального материала можно утверждать;
• в провале боевых действий начального периода виноваты оба;
• больше виноват, конечно, Сталин, как «за все в стране отвечающий»; но и вина Жукова огромна, ибо он, как начальник Генштаба (испытывая, к сожалению, очевидную нехватку компетентности), не отстоял перед Сталиным решения, влияющие на судьбу государства. Это ведь его слова — «кто захочет класть свою голову?»)²³¹. Не захотел. Миллионы голов сложили другие. Поэтому зря военный историк В. Анфилов, верный его защитник (эдакий итальянский «либеро») в статье «Без правил»²³² начинает высчитывать до десятой доли месяца время пребывания Жукова в этой должности (4,5), пытаясь доказать, что времени у него было недостаточно (похоже в этом случае он смог убедить только себя). Да, 4,5 месяца немного, но сделал за этот срок Начгенштаба непозволительно мало, и в том числе по приведению войск в надлежащую боевую готовность — кроме директивы № 1, посланной уже «вслед уходящему поезду», было много способов исправить положение в войсках. Кстати, он, будучи злопамятным (одна из наиболее мягких черт его характера), не забыл тех, кому провести подобные мероприятия хватило ума и воли, поэтому успокоился только тогда, когда работа комиссии по травле флотоводца Кузнецова (а Жуков там был очевидным «запевалой») завершилась полным успехом.
• попытка каким-то способом разделить долю вины этого творческого монолита бесперспективна, ибо такой сложившийся тип «сиамских близнецов» (применяя медицинский термин) «неоперабелен».
Таким образом, определив что же происходило в предвоенный период, кто и какие решения принимал и кто за весь этот провал несет персональную ответственность, остается перейти к официальным доказательствам того, что вступившие в бой 22 июня немецкие войска никакого преимущества (тем более в 2 раза) над частями Красной Армии не имели, скорее даже наоборот.
В фундаментальной работе «Стратегические решения и Вооруженные Силы» (том 1-й), изданной в 1995 году, впервые было сказано (на стр. 244), что «...на протяжении более 40 лет осуществлялись манипуляции данными, целью которых было «обоснование» поражений, понесенных Красной Армией в начальном периоде войны. Так в основу расчетов закладывались, с одной стороны, данные о составе всей вражеской стратегической группировки, предназначенной для нападения на СССР (190 дивизий), а с другой — лишь данные о составе пяти приграничных военных округов, на базе которых были развернуты фронты (170 дивизий). Таким образом, в расчеты включался состав второго стратегического эшелона вермахта (28 дивизий, 14 из которых к 22 июня еще не прибыли на театр войны) и исключалась соответствующая группировка советских войск (такое же количество дивизий, которые выдвигались из внутренних округов)» ...Так создавалась версия о значительном превосходстве противника в 2 раза по количеству личного состава, в 1,25 раза по артиллерии, в 2,9-3,3 по танкам и авиации».
Общее же количество советской боевой техники к началу войны было названо спустя 44 года (!) после окончания войны — в 1989 году. И лишь в 1994 году новая проверка (без «идеологического прессинга») позволила уточнить цифры боевого состава к 22.6.41 г., сверенные с немецкими архивами.
Таким образом, реальное соотношение сил на театре войны к 22 июня 1941 г. выглядело следующим образом²³³:

Примечание:
*) Общее количество. В таблице (СР) приведены также количество «исправных» танков (соответственно 3,77 и 10,5), которые я не рассматривал, т. к. это достаточно «плавающие» цифры («от лукавого»). Всего же было 25 866!
**) Цифра «5,74» по количеству «боеготовых экипажей» также не внушает доверия, т. к. это при нашем-то учете слишком «резиновый» показатель.

Приведенные данные по «боевым самолетам» представляются спорными, ибо согласно немецким источникам²³⁴ на Восточном фронте было не 3,95 тыс. самолетов, а 1,83 (из них 1,3 бомбардировщики). Оспаривается и цифра «5,74». Поэтому предпочтение (по самолетам) можно было бы отдать следующим цифрам: 1,83 — 5,74²³⁵ (1 : 3,13). Вообще-то есть еще одна цифра количества немецких самолетов — 1,3 тыс., подсчитанная по штатной численности соединений (Новая и новейшая история, 1991, № 3, с. 17-18). В данном случае возможность поупражняться в делении я уступаю читателям.
Должен заметить, что в нашей статистике разбираться очень тяжело. В разных источниках все цифры пляшут — где указываются «всего», где «исправные» и т. п. Просматривается (во всяком случае по статистике до 90-х годов) очевидное желание в этом вопросе «поднапустить туману» и не спешить приближаться к реальным значениям («рано им еще знать правду»). Однако те цифры, которые мы с Вами сегодня рассмотрели, близки к действительности и принципиальных возражений не вызывают.
Следует также добавить, что до последнего времени нам пытались доказать, что ударная танковая сила наших войск, сосредоточенных на границе, даже уступает по качественным показателям немецкой танковой группировке. Усиленно внушалось (конечно, не танкистам), что основная масса наших танков (порядка 8 тыс.) это «устаревшие машины». Утверждалось, что у немцев есть и мифические тяжелые 35 и 38-тонные танки, причислив к их числу для пущей важности (или по неграмотности) 300 легких чешских танков Т-35 (t) и Т-38 (t). Новых же танков Т-34 и KB «всего было около 1500 штук». Однако никто не говорил, что в июне 1941 г. 88% немецких танков, от пулеметного Т-1 (хотя его и танком-то считать неловко) до Т-IV с 20-мм и T-III с 37-мм пушками уступали по огневой мощи всем основным нашим полусредним, средним и тяжелым танкам (порядка 9 тыс.), имеющим 45-мм пушку (Т-26 с ТП обр. 1934-38 гг., БТ-7 с ТП 20к обр. 1934 г.) и 76-мм (Т-34 с ТП Ф-34 (длина ствола 41 калибр) и КВ-1 с ТП Л-11 обр. 1939 г., или Ф-32 обр. 1940 г.).
Следует иметь ввиду, что немецкие танки по итогам боевых действий в 1941 году, начали укомплектовываться более мощным пушечным вооружением только с весны-лета 1942 года:
• на танк PzKpfw II (по нашему Т-IV) с модификации Ausf «F» и до «Н») была установлена длинноствольная 20-мм пушка KwK38L/112;
• на танке PzKpfw HI (T-III) с Ausf «G» (и до «М») 37-мм пушка была заменена на длинноствольную 50-мм KwKL/60, а на 663 танка Ausf «N» установили 75-мм пушку KwK37L/24. Всего же танков T-III всех модификаций было выпущено примерно 6000²³⁶;
• танк PzKpfw IV (T-IV), составляющий основу бронетанковых войск вермахта, с марта 1942 года начал выпускаться (модиф. «F-2») с длинноствольной 75-мм пушкой KwK40L/43 (модиф. «Н» и «V» — L/48) и двухкамерным дульным тормозом, новым прицелом TZF5f, а также с бортовыми броневыми экранами. К марту 1945 г. машин последней модификации («J») было выпущено 2392. (Гитлер попытался свернуть выпуск Т-4 для увеличения производства танков «Тигр» (T-VI) и «Пантера» (Т-V), серийное производство которых не было еще налажено. Однако встретив решительные возражения Гудериана — «...немецкая армия будет получать ежемесячно не более 25 «Тигров»²³⁷, от своей идеи фюрер вынужден был отказаться).
Кроме этого, без малого 5 тыс. наших танков (т.е. больше всего количества немецких) имели возможность маневрировать на поле боя значительно динамичней, т. к. обладали более высокой (17,5-36,2) чем у 58% немецких танков (14,7-15,4) удельной мощностью (лс/т).
Поэтому несопоставимость противостоящих друг другу танковых группировок по количественному и по качественному показателям очевидна.
Между тем распределение наших танков в приграничных округах оказалось достаточно своеобразным. Так как во многих работах эти цифры разнятся, то следует, видимо, взять за основу официальные данные, опубликованные в сборнике «Боевой и численный состав Вооруженных Сил СССР в период Великой Отечественной войны: Выпуск 1 (22 июня 1941 г.)». М, 1994 (по ЗОВО — с. 151, по КОВО — с. 155).
В связи с тем, что Сталин и Начгенштаба Жуков определили (к сожалению, ошибочно) Юго-Запад главным направлением ожидаемых боевых действий, то наиболее показательными будут данные по Киевскому Особому Военному Округу, в котором (до убытия на должность Начгенштаба) бывший его командующий Жуков танковые войска укомплектовал наиболее плотно.
Так, по состоянию на 22.6.41 Киевский ОВО (с февраля 1941 г. командующий генерал М.П. Кирпонос) имел бронеединиц всего — 5894, из них средних и тяжелых танков (Т-34, KB) — 1040. Исправными числились 5075 танков²³⁸ (по другим данным – 4783)²³⁹.
В Западном ОВО (командующий генерал Д.Г. Павлов) картина укомплектования бронетехникой выглядела иначе:
бронеединиц всего — 3345 (в 1,8 раз меньше, чем в КОВО),
из них средних и тяжелых — 388 (в 2,7 раза меньше!);
исправными числились — 2382238 (2189239) т.е. в 2,13 раза меньше. К тому же ряд частей ЗОВО имели недопустимо низкий процент укомплектования (например, 17-й мехкорпус имел всего 63 танка, 11-й МК — 243 и т. п.).
Однако немцы перед вторжением оценили оперативную обстановку совсем не так, как это представляли себе Сталин и Жуков. Основной удар был нанесен не на Юго-Западном, а на Западном направлении силами группы армий «Центр» фельдмаршала фон Бока по соединениям Павлова, имевшим танков в 2 раза меньше, чем у левого соседа. Но и там дела оказались не лучше. Имея почти 6-ти кратное превосходство в танках, в ходе крупнейшего маневренного сражения, которое курировал Жуков, наши войска в районе Луцк — Броды — Дубно — Берестечко в результате несогласованных действий мехкорпусов (из-за отсутствия единого руководства, нереальных планов прикрытия и др.) были разбиты. Подробно это крупнейшее танковое сражение XX века комментируют очень сдержанно (камерно), предпочитая анализировать во многом недостоверные и непроверенные факты сражения у Прохоровки. В задачу автора не входит разбор событий на Юго-Западном направлении, тем более, что цифры наших потерь только по танкам — 2648 (!)²⁴⁰ освобождают меня от этого малорадостного занятия.
В сложившейся ситуации Сталин и Жуков, поняв, что за эти преступные ошибки кроме них, собственно, спрашивать больше не с кого, быстро нашли «рыжего». Им оказался Павлов. И хотя он вынужден был действовать на направлении главного удара немцев в той обстановке, которую ему создали «вышестоящие» (причем официально «помогали» ему вначале три маршала — Шапошников, Кулик, Ворошилов, потом еще два — Тимошенко, Буденный и «примкнувший» к ним Мехлис), расстреляли с группой генералов округа именно его.
22 июля 1941 г. за несколько часов до расстрела он сказал суду: «...на Западном особом фронте измены и предательства не было. Все работали с большим напряжением. Мы в данное время сидим на скамье подсудимых не потому, что совершили преступление, а потому, что недостаточно готовились к войне в мирное время (выделено мной — В.С)»²⁴¹.
Последние слова, надо полагать, имели отношение конечно не к ком-фронта, а к руководству страны (Сталину) и Генштабу (Жукову).
Этот по сути «самосуд» произвел на высший комсостав Красной Армии самое тягостное впечатление своей несправедливостью. Каждый, видимо, подумал, что вот так, ни за что, дойдет очередь и до него, лишь бы в следующий раз прикрыть вину Верховного командования (Главковерха и др.).
Но вернемся к истокам причин, породивших столь трудно объяснимые потери.
Огромную отрицательную роль в подготовке войск к ведению боевых действий сыграло, как уже отмечалось, сообщение ТАСС от 14 июня. Воспитанные в духе безграничной веры Вождю, его указание все восприняли так: войны не будет, это нам сказал товарищ Сталин. Поэтому с кем ни поговоришь из участников тех июньских событий, все вспоминают приблизительно одно и тоже: в субботу были на танцах, в Доме офицеров, днем играли в футбол, уезжали на сборы и т. п. А ведь в такой ситуации всем следовало бы быть в парке боевых машин, в танке, в основных или запасных районах сосредоточения и т. п. Если упростить эту ситуацию до предела, то условно (!) можно было бы представить себе такую картину — на расстоянии 2-х метров стоят друг против друга две шеренги бойцов. У одной винтовки в положении «к ноге», у другой (в ожидании команды «коли») — «на перевес». Кто кого первым заколет и какая из этих шеренг наша объяснять не надо. Между тем многие командующие понимали, что надо принимать срочные меры по изменению подобной ситуации.
Маршал Р.Я. Малиновский: «Просьбы некоторых командующих войсками округов разрешить им привести войска в боевую готовность и выдвинуть их ближе к границе И.В. Сталиным единолично отвергались... При надвигавшейся угрозе войны эти грубейшие ошибки (Сталина — В.С.) граничили с преступлением. Можно ли было этого избежать? Можно и должно»²⁴².
Когда 10 июня войска Киевского военного округа начали занимать предполье незаконченных приграничных укрепленных районов, из Москвы «последовал грозный окрик: «Такое распоряжение немедленно отмените и донесите, кто конкретно дал это самочинное распоряжение»²⁴³ (Маршал И.Х. Баграмян).
Таким образом в создавшейся ситуации Сталин, недооценив (или не поняв, кому как нравится) многочисленные предупреждения, подставляет Армию под первый, страшный по своей силе неожиданный удар немецкой армии.
В обстановке практического отсутствия системы управления войсками, навыков своевременного перехода к обороне (чему войска практически не учили) для последующего нанесения контрудара (иначе не бывает — в условиях ожидаемого нападения без временного отступления на подготовленные оборонительные рубежи сосредоточенный, тем более неожиданный, удар выдержать невозможно), части Красной Армии, героически сопротивляясь и неся многомиллионные потери, в себя пришли только на исходе 1941 года.
Но вот часто задают такой вопрос: «Сталин не был военным стратегом и чего-то мог не знать. Жуков, если и знал, то не настоял на жизненно необходимых решениях. А вообще-то были ли научно-теоретические разработки как правильно действовать в подобной ситуации?». Да, все это было. Но не очень-то любили у нас «шибко умных», как не любили и их советы. Большинство из таких и отправили в лучшем случае на лесоповал («там хорошо думается»).
Например в ценнейшем труде В.А. Трифонова «Контуры грядущей войны» (1936 г.), несправедливо репрессированного, точно определено как надо было действовать в подобной ситуации (рукопись книги (5 экз.!) сохранилась в архивах КГБ, однако известно, что первые лица государства — Сталин, Молотов, Ворошилов, Егоров и др. об этом труде знали).
«Только оборона в условиях грядущей войны, — писал В. Трифонов, -даст, при прочих равных условиях, лишний шанс на победу...²⁴⁴  Эта концепция («мы будем воевать на чужой территории», «защите границ придается второстепенное значение» и др. — B.C.) не учитывает, что в грядущей войне наш наиболее вероятный и самый могущественный противник на Западе — Германия, которая будет иметь перед нами крупное преимущество внезапного нападения. Это преимущество можно компенсировать только одним путем: созданием (sic! — B.C.) мощной обороны вдоль границ... Оборона является наиболее результативным способом и более полезной, чем наступление для государства, располагающего обширной территорией»²⁴⁵.
В принципе те же самые выводы делает и другой советский военный историк Г.С. Иссерсон: «...И пока одна сторона остается в этом состоянии (подготавливается ли действительно военное наступление или это только угроза — B.C.), другая, твердо решившаяся на наступление (например Германия — B.C.), продолжает сосредоточение, пока, наконец, на границе не оказывается развернутой огромная вооруженная сила. После этого остается только сигнал, и война сразу разражается в своем полном масштабе»²⁴⁶.
Вместо этого (разумного и необходимого) ведение обороны предполагалось как кратковременные действия по отражению вторжения с быстрым переходом (?!) в наступление и переносом боевых действий на территорию агрессора (классика — «гладко было на бумаге...»). Основываясь на подобной, вздорной по своей сути, посылке «... не был разработан возможный вариант действий войск в условиях вынужденного отхода на всех стратегических направлениях и необоснованности создания сплошного стратегического фронта обороны»²⁴⁷.
Ничего подобного сделано не было. Отбросив далеко в сторону очевидные научные обоснования, наш Отец и Учитель решал эту задачу примитивным, только для него одного понятным способом. Единолично рассматривая все государственные проблемы страны, бесцеремонно вмешиваясь во все области российской культуры и науки, опираясь при этом на авантюристов типа Лысенко, Сталин подобный «военно-лысенковский» вариант, к сожалению, протащил в теорию и практику (!) военного искусства. И если последствием поддержки полуграмотного Лысенко явились разгон ведущих ученых целого научного направления, гибель ее выдающегося лидера Вавилова, снижение урожайности тех сельхозкультур, которые были «научно обработаны» сторонниками метода Лысенко и др., то в военном деле, в начальном периоде войны все кончилось крахом с миллионными людскими потерями, истинные размеры которых мы до сих пор пока не очень успешно пытаемся определить.
Казалось бы все ясно. Но вот в последнее время появляется опять вездесущий Суворов-Резун.
Объединив усилия с самым активным автором Афганской авантюры Д. Устиновым, он абсолютно бездоказательно «рассыпался в комплиментах» Вождю наших народов. Устинова понять можно — Сталин его вытащил «с низов» и поднял «выше Арарата». Он, как и все члены Политбюро, единственные в стране познали, что же такое «жить при коммунизме». Понять же Суворова трудно. Вот он просвещает нас, говоря, что Сталин обладал богатейшей цепкой и емкой памятью. Но об этом давным-давно знали все и без суворовских «открытий» — знали, что он умел не только запоминать всех тех, кого записал в разряд своих врагов, но и не забыть их уничтожить. Это о цепкой памяти.
Но самое интересное, самое «главное» дальше. Судите сами — у него (Сталина) был оказывается «аналитический (?! — B.C.) ум, способный выкристаллизовать из огромной массы данных, сведений, фактов самое главное, существенное»²⁴⁸. Устинов о своем шефе другого сказать и не мог. Но вот почему пришла в голову Суворова мысль поддержать эти удивительные выводы — непонятно. Он ведь во всех своих работах преподносит себя эдаким тонким аналитиком происходящих (и происходивших) событий. Здесь и тончайший анализ наличия бараньих шкур, как предвестник приближающейся войны. Тут же утверждение, что колесно-гусеничные танки БТ специально производились для стратегических прорывов по европейским автобанам, хотя этот тип танков входил в обширный «джентльменский» набор скопированных в 30-е годы иностранных образцов: танкетки Т-27 (Карден Лойд), Т-26 и Т-28 (Виккерс, Индепендент), БТ (Кристи) и т. п. Вся эта суворовская теория рушится в одночасье, когда практически впервые создается оригинальный и лучший средний танк отечественной и мировой разработки Т-34, сконструированный по классической (не колесно-гусеничной!) схеме.
Но так как Суворов любит всем задавать вопросы (сам же на них, как правило, и отвечая), то задам свой вопрос и я — «это что же такое таинственное сумел Сталин «аналитически выкристаллизовать», например, за период 1938-1941 гг.?». Я же и отвечу, так как Суворов об этом выразительно молчит — в «кристаллический осадок», как результат так называемых Суворовым «аналитических» потуг Вождя, выпали десятки миллионов безвинно погибших наших воинов и сограждан. И добавлю — уж лучше бы он разговаривал со всеми не на «Вы» (чему умиляется мастер анализа Суворов), а на «ты», но не занимался массовым истреблением лучших представителей всех слоев и сословий нашего народа. А ведь решай (анализируй) кто-нибудь другой (простите, поумнее) все эти государственные задачи, ничего бы подобного не было.
Однако самое интересное — каким образом Суворов «обосновывает» логику поступков Сталина в предвоенный и начальный период войны. Он отмечает очевидные факты о неспособности Гитлера разгромить Советский Союз в три месяца, о распутице, снеге, неспособности вермахта вести боевые действия в зимних условиях, о бескрайних российских просторах и, в связи с этим, о «безвыходном положении» Гитлера. Но это не его, Суворова, открытие — задолго «до того» исследователи пришли к выводу, что «Гитлер не обладал ни военным опытом, ни соответствующим образованием, среди ведущих умов вермахта он был дилетантом»²⁴⁹. (Вам, уважаемый читатель, это ни о чем не напоминает?).
Опередил Суворова и Геббельс, который в своем дневнике записал: «Такая война (на два фронта. — В.С.) рейхом еще никогда не выигрывалась»²⁵⁰. На основе вышесказанного Суворов делает за Сталина удивительный вывод, что подобные действия Гитлера это «самоубийство», следовательно «Гитлер воевать против Советского Союза не намерен. Чистая логика...»²⁵¹. Да никакой тут логики нет! Суворов притягивает ее за уши (как говорила моя бабушка Матрена: «Бух речка в воду — и поплыла»). Ибо как раз воевать-то Гитлер и намеревался, выставив практически напоказ все свои силы вдоль нашей границы. Зачем же Сталин (находящийся по оценке Суворова «в здравом уме»), если он не имел тех же, что и Гитлер психических проблем и комплексов, пытается с позиции нормального человека оценивать поступки явно больного и непредсказуемого своего очевидного противника? (Суворов наверное не знал, что в «царской» армии (это мне рассказывал отец) офицерам категорически запрещалось разбираться (разговаривать) с пьяным солдатом, ибо поступки его были алогичны и непредсказуемы).
В том-то и достоинство любого счастливого владельца действительно «аналитического» ума суметь просчитать все варианты, в том числе самые невероятные и авантюрные. Вот этого-то Сталин и не сделал (наш бывший разведчик аналитические способности Вождя определил неверно, неоправданно завысив их «выходные» характеристики). А между тем Сталину было достаточно, как говорят, «посмотреть в окно» или лишний раз взглянуть на разложенную перед ним оперативную карту Генштаба, чтобы увидеть и понять (даже ничего не «выкристаллизовывая») — вдоль нашей границы строй немецких дивизий утрамбован так плотно, что даже некуда ткнуть его, сталинским карандашом. Причем известны были и все номера дивизий и фамилии их командиров — не хватало только информации кто из них предпочитал мозельское, а кто рейнское вино. Короче — на пороге нашей Родины выстроилась громада вражеских войск, цель которой могла быть только одна — нанести неожиданный и сокрушительный удар. Поэтому дальнейшие поиски логических обоснований поступков явно больного Гитлера (и Сталина) следует предоставить «мастеру» подобных дел Суворову. Но с этими «открытиями» мы ознакомимся, видимо, уже в какой-нибудь следующей его книге.
Ну а теперь пришло время оценить те огромные потери (Суворов о них скромно промолчал), которые понесла Красная Армия в результате «тонкой аналитической оценки» нашим Вождем сложившейся ситуации летом 1941 года.
По данным Генштаба только за первые три недели потери войск составили:
• танков — 6000;
• самолетов — 3468 (в т.ч. за первый день — 1200, из них 800 на земле). Эта же цифра по немецким данным — 1800, из них 1000 — на земле;
• орудий — 18 500 (в т.ч. 12 тыс. минометов).
Кроме этого, 28 дивизий были разгромлены (12 стрелковых, 14 танковых и 2 кавалерийских), а 72 имели урон более 50% (к этому времени количество расчетных дивизий было увеличено со 171 до 202²⁵²).
Всего за 1-е полугодие начального периода войны (1941) армия потеряла:
• миллионы убитых, пропавших без вести, раненых (точную цифру безвозвратных потерь личного состава по состоянию на 2000 год назвать затруднительно, т. к. она время от времени (что видно из материалов этой статьи) «уточняется»), в том числе пленными порядка 3,9 млн. человек (всего за войну 6,3 (по немецким данным) из них 4 млн. погибло). В числе погибших 233 316 офицеров (23% от числа погибших за войну);
• 20,5 тыс. танков (немцы с июня по ноябрь 1941 г. потеряли 2251 танк, произвели — 1813, некомплект — 438)²⁵³;
• 17,9 тыс. боевых самолетов;
• 20 тыс. орудий и минометов.
Этот порядок цифр в достаточной степени согласуется и с подсчетами немецкой стороны, которая, как показали многочисленные сверки, данные о своих потерях и захваченных пленных и боевой техники Красной Армии (в отличие от наших) фиксировала достаточно точно.
Из выступления Гитлера в рейхстаге 11 декабря 1941 г. (без данных за декабрь): «...На 1 декабря общее число взятых в плен советско-русских составило 3 806 865 человек, уничтоженных или захваченных танков -21 391, орудий — 32 541 и самолетов — 17 332...»²⁵⁴.
Вот перечень только основных «котлов», в которых (по состоянию на 1 12.41) было пленено следующее количество наших бойцов и командиров (в тыс. чел.)²⁵⁵: Белосток — Минск (9.7.41) — 323, Умань (2.8.41) — 103, Смоленск — Рославль (5.8.41) — 348, Гомель (20.8.41) — 50, Киев (26.9.41) — 665, Мелитополь — Бердянск (10.10.41) — 100, Вязьма — Брянск (14.10.41) - 662, Керчь (16.11.41) — 100 (по немецким данным — 170).
Однако у нас и до сих пор, как правило, «оформляют» этот сокрушительный провал с миллионными жертвами округлыми фразами, вроде — «Главные причины его (поражения. — B.C.) в начальном периоде войны заключались в грубых промахах военно-политического руководства, некомпетентности, проявленной при прогнозировании политической ситуации» (хотя ясно, что «музыку заказывал» один запевала — Сталин), ...«в ошибочном определении вероятных составов ведения военных действий противника, несмотря на уроки лишь годом ранее завершенных кампаний на Западе Европы»...
Ну как тут не вспомнить еще раз сразившую наповал генштабистов знаменитую резолюцию Жукова на докладе ГРУ об опыте применения немцами на Западе впервые созданных танковых армий — «Мне это не нужно...»²⁵⁶. О том «как нужно» применять танковые армии в его, жуковском понимании, при штурме не прорванных оборонительных рубежей (Зеелов) или вводе их в огромный город (Берлин), желающие могут прочитать в ВИА, вып. 10 (с. 123 — 161). Или очень к месту комментарии П.С. Рыбалко — «Армией командуют неграмотные люди — ...вахмистры без образования и опыта»²⁵⁷. В связи с этим не выходит из головы и высказывание И.С.Конева о «благе» довоенных репрессий.
Понеся такие огромные потери, всего до декабря 1941 г. действующая армия получила 338 расчетных дивизий, в том числе вновь сформированных – 241²⁵⁸. «Ценой огромных усилий и жертв была, по сути, воссоздана новая армия, сумевшая к началу первой военной зимы остановить продвижение врага»²⁵⁹.
Оценивая всю эту трагическую ситуацию для всей страны, еще можно понять тех озлобленных бабушек, с остервенением размахивающих палками с портретом Сталина. В большинстве своем они малограмотны, историю своей страны если и знают, то только по сборнику партийных мифов — Краткому курсу ВКП(б), представляют скорее всего тех многочисленных представителей, которые «стучали» (или их родственников), или охраняли многомиллионный отряд «врагов народа» и т. п. Но вот чего не могу понять -почему хватается за эти древки человек образованный, академик и т. п., который на фоне огромного количества фактов, доказанных эпизодов в массе своей абсолютно преступного характера, продолжает внушать нам, что на этих портретах — «выдающийся государственный деятель». Сколько же еще миллионов жертв прибавить к тем, погибшим до и в ходе войны, чтобы Виктор Александрович Анфилов уяснил разницу между преступлениями и «выдающейся деятельностью» на благо своего народа и своей страны.
И последнее. Давайте посмотрим, конечно «еще немножко, еще чуть-чуть», как зависело число погибших от особенности действий противоборствующих сторон непосредственно на полях сражений.