оглавление

вернуться назад

Но вернемся к истории с наказанием командиров корпусов и, в частности, Ивана Ивановича Ющука (11 ТК). Она не только любопытна, но и показательна, точно характеризуя взаимоотношения командиров наступающих частей и командующего фронтом. Эту «обстановку» иначе как нездоровой и явно мешающей общему делу назвать нельзя.
Так что же это за танковый корпус и его командир, столь «неумело» действующий в боях при прорыве в р-не Зееловских высот и рубежей обороны немцев на Берлинском направлении? 11 ТК являлся основной ударной силой 1 гв. ТА. Он имел 35% всех армейских танков (173 ед.) и 41 самоходную установку (30%), всего было 214 бронеединиц в составе трех тбр, двух мсбр, одного ттп, двух сап, одного мд и др. Хотя он и был задействован на правом фланге армии, однако практически возглавлял наступление на самом главном направлении — вдоль железной дороги и шоссе Берлин-Зеелов (являющихся как бы горизонтальной осью «Запад-Восток», маневрируя, в зависимости от реальной обстановки, то севернее их (Грунов, Илов), то южнее (Хенникендорф). Успешно действуя на своем направлении, но не так стремительно, как хотелось бы Жукову, и не получая замечаний от своего командарма, он все время находился на армейском переднем плане атаки (говоря языком тогдашнего противника — был в «шпицгруппе», то есть на острие атаки, оторвавшись от основной группы — пелетона).
Указанное боевое распоряжение командиру 11-го ТК Жуков отправил 18.04.45 в 24.00, то есть зная уже итоги третьего дня сражения. Коль скоро представилась такая возможность, давайте вместе заглянем в официальные боевые донесения и оперсводки 1-й гв. ТА за эти дни.
1-й день (16.04). 11 ТК с утра переходит в оперативное подчинение 1 гв. ТА, начав передовыми отрядами движение за пехотой 8-й гв. армии. В 13.30 Катуков приказывает авангардным бригадам корпуса (65-й и 36-й тбр) обогнать пехоту 8 гв. А и выйти на свои маршруты, развивая наступление в общем направлении на Берлин. Однако 1-я гв. ТА не получила возможности войти в прорыв и развить успех, т.к. второй оборонительный рубеж противника общевойсковыми частями прорван не был, и 1-я гв.ТА совместно с 8 гв. А были вынуждены прорывать оборону противника на всю глубину. В 20.00 11 ТК успешно отражал в р-не Вербиг ожесточенные контратаки танков и СУ противника.
2-й день (17.04). 11 ТК к 14.00 захватывает переправу на р.Флисс и силами 50 ТТП совместно с пехотой 8-й гв. А — опорный пункт немцев Зеелов.
Теперь посмотрим, что же такого произошло в течение 3-го дня операции (18.04), в результате чего комфронта объявил командиру 11-го ТК Ющуку «служебное несоответствие», добавив, к тому же, что он (Ющук) «работает плохо и нерешительно».
Чтобы была понятна очевидная несправедливость этого взыскания, приведу без комментариев текст (в части, касающейся 11-го ТК) боевого донесения (№ 0352) штаба 1 гв. ТА по состоянию на 22.00 18.04.45 г.:
«Начальнику штаба 1 Белорусского фронта
... 11 ТК отбив три контратаки силою 10-30 танков и СУ каждая (две начиная с 7.10 на Вулков, третья — в 12.00 на Хермерсдорф, 37 км от восточной окраины Берлина. — B.C.), во второй половине дня отбросил противника из района Вулков, Хермерсдорф и 2 км южнее — вышел на рубеж: Хермерсдорф, оз. Биркен-Зее, в 20.00 овладел Мюнхенхофе (5 км севернее опорного пункта Мюнхеберг, приблизительно 33 км до Берлина. - B.C.)»¹⁶⁰.
Что касается указания выйти «в районе Вердер» (19 км до Берлина. -B.C.), то согласно приказу Катукова 11 ТК, действуя оперативно и грамотно (и уж конечно не «любой ценой»), обошел Вердер и овладел узлом дорог западнее его. В дальнейшем 11 ТК взял Эггенсдорф (12 км до Берлина) и к исходу дня 21.04, перерезав столичный окружной автобан «Berliner Ring» и овладев Хёнов (20 тбр), 22.04 вступил в пригороды Берлина Фридрихсфельде, Петерсхаген и начал бои в городе Берлин. Но это — отдельная тема.
С утра 23.04 уверенно действовавший 11-й ТК поступил в оперативное подчинение 5 Ударной армии.
Но на этом взаимные «контакты» по линии Жу-ков-Ющук не закончились. 24 апреля командир 11-гоТК И.И. Ющук, нарушая уставную субординацию, через голову командарма направляет шифровку маршалу Жукову следующего содержания:
«Командующему 1 Белфронта
Маршалу Советского Союза
тов. Жукову
Мне известно, что прорыв Зееловской высоты сев. Зеелов производил 4 гв. СК 8 гв. армии с тбр 11 ТК, в дальнейшем в ходе операции 11 ТК был все время в голове корпусов 1 гв. ТА и 22.04.45 г. вышел на вост. окр. гор. Берлина, где и до настоящего времени успешно продвигается в гор. Берлин.
Непонятно личному составу корпуса, почему при прорыве укрепленной полосы в приказе тов. Сталина № 339 не упомянут 11 ТК.
Ющук.»¹⁶¹
На шифровке Жуков размашисто, наискось, карандашом, начертал:
«Т. Ющуку.
11 ТК действовал плохо, поэтому он и не упомянут в приказе т. Сталина. Если 11 ТК будет действовать плохо и в дальнейшем, то Вы лично будете заменены более энергичным и требовательным командиром, а о корпусе не будет сказано ни одного слова.
Жуков. 24.04»
Причины, побудившие Ющука направить, по сути дела, протест необоснованным действиям Жукова по отношению к 11-му ТК понятны и легко объяснимы:
1. Корпус с первых минут наступления на Зеелов и до прорыва в черту города Берлин бессменно успешно действовал в авангарде наступающих соединений 1-й гв. танковой армии.
2. Ознакомившись с возмущенной реакцией многотысячного коллектива (прибл. 14 тыс.), не понимавшего, почему их героические действия вдруг не были оценены по достоинству и не отмечены (по решению Жукова) в сталинском приказе, Ющук принял неординарное, но безусловно мужественное для того времени решение — в знак памяти погибших и отстаивая честь живых, рискуя личной карьерой, не побоялся вслух назвать действия маршала несправедливыми («непонятно личному составу»...)
О придирках маршала к командиру и всему личному составу 11 TK можно сказать следующее.
1. Для претворения в жизнь ошибочных положений своей воспитательной методики «подстегивать», а не «поощрять (хвалить)» личный состав для достижения поставленных задач, маршал выбрал командира удачно действующего корпуса Ющука скорее всего потому, что Иван Иванович когда-то что-то ему «возразил». Георгий Константинович, к сожалению, подобные «промахи» прощать не умел. Так считал и Ющук — в 1947 году он, будучи нашим соседом по подъезду в известном всем танкистам «при академическом 11-м корпусе», пришел к моему отцу и, показав контрольную мишень отстрела на кучность трофейной двустволки «Зауэр», попросил его сделать авторитетное заключение. Тогда же он и высказал свое предположение о причинах «пристрастия» к нему маршала, у которого он в 1942 г. был заместителем командующего Западным фронтом по танковым войскам. Между тем сводя личные счеты с Ющуком, Жуков почему-то забыл (не имея права этого делать) о «советском солдате», говоря, что «о корпусе не будет сказано ни одного слова».
2. Следует обратить внимание и на то, что приведенные выше приказы по 9 гв. ТК (Н.Д. Веденеев), 11 ТК и многие другие почему-то отдавались напрямую, минуя соответствующего командующего армией, ставя, тем самым, последнего в трудное положение, ибо зачастую подобные спонтанные решения комфронта не стыковались с уже реально осуществляемыми в боевой обстановке мероприятиями по координации действий всех корпусов и частей армии.
Причины таких действий Жукова (не считая несовершенного стиля руководства «через голову непосредственного начальства») очевидны.
Во-первых, приняв ошибочное решение на прорыв через Зеелов, маршал установил командармам нереальные сроки (по дням) наступления на Берлин. Например, 1-й гв. танковой армии (равно как и 2-й) ставилась задача «на второй день ввода в прорыв овладеть восточной и северо-восточной частью города Берлин» («...Шёневайде, Копеник...» — В.С.)¹⁶². Поэтому в выводах «Итогового доклада о боевых действиях 1 гв. танковой армии в Берлинской операции (16.04-2.05.1945)» под первым пунктом значилось: «...В район задачи 2 дня операции 1 гв. ТА вышла только к 11-му дню боевых действий...»¹⁶³.
Во-вторых, доложив об этих нереальных исходных данных Сталину¹⁶⁴, Георгий Константинович тем самым поставил себя в достаточно неловкое, если не сказать сложное положение (вся эта информация попала под контроль Главковерха).
В-третьих, быстро уяснив после начала боевых действий нереальность выполнения поставленных задач в указанный срок, маршал занервничал. Пытаясь «вогнать» наступающие войска в свой, физически невыполнимый для них график, комфронта стал издавать «подстегивающие» приказы (с взысканиями) ряду командиров, игнорируя при этом их непосредственных начальников.
В-четвертых, в подобных приказах ставились перед войсками, как правило, нереальные задачи, что вводило нервозность в действия командного состава, не имеющего возможности выполнить их в срок.
Не мною сказано: (из заключения Генштаба по итогам Ржевско-Вяземской (1942 г.) операции) — «... 3. Громкие приказы, которые отдавал командующий Западным фронтом (Г.К. Жуков. — B.C.) были невыполнимы. Ни один приказ за всю операцию вовремя не был выполнен войсками...» (выделено мной. — B.C.). И получается, что «вся рота идет не в ногу, только командир — в ногу». Таким образом, вредные привычки маршала (и их «каллиграфия») сохранились надолго и в течение войны изменений не претерпели.
Приведенные примеры лишний раз доказывают, что утверждение Гареева о правильности решения штурмовать Зееловские высоты в лоб, не верно, как не верно и предположение о том, что «...при другом решении пришлось бы... с подходом к Берлину вводить в город танковые армии»¹⁶⁵ (а их, кстати, ввели и «при этом» решении).
Между тем у второго участника «гонок к Берлину» — маршала И.С. Конева — как ни странно, подобные задачи сформулированы хоть и достаточно жестко, но без аморальных «любой ценой». Например: в боевом распоряжении от 17.4.45 г. командующим 3-й и 4-й гв. танковым, 3-й и 5-й гв. и 13-й армиям в п. 2 он ставит задачу: «... Наши войска должны быть в Берлине первыми»¹⁶⁶. В другом боевом распоряжении от 20.4.45 г. командующим 3-й и 4-й гвардейским танковым армиям сказано следующее: «Войска маршала Жукова в 10 км от восточных окраин Берлина. Приказываю обязательно сегодня ночью ворваться в Берлин первыми (выделено мной. — B.C.). Исполнение донести»¹⁶⁷.
Но вернемся на Зееловские высоты и по документам попытаемся разобраться, что же там произошло, и кто прав — Гареев, утверждающий, что штурм был, по сути, единственным оптимальным вариантом, или мы (как и многие другие) считающие, что решение это, изменившее достаточно грамотный замысел Ставки, и связанное с огромными потерями, было неверным.
Начнем с ошибочного утверждения Гареева о том, что от Зееловских высот до Берлина была «сплошная оборона на глубину 50-60 км и никакого «чистого» оперативного простора для действия танковых войск не просматривалось».
Да, оборона была, но не такая, какой пытался изобразить ее М.А. Гареев. Просматривался и «простор».
Но чтобы сразу поставить все на свои места, начнем с оценки Г.К. Жукова, который 13 августа 1966 г. в редакции «Военно-исторического журнала», как бы предвидя безапелляционное заявление М.А. Гареева, опять его подвел и сформулировал свою задумку так: «Я считал, что чем больше мы вытянем резервов противника, уничтожим их в открытом поле (выделено мной — В. С), тем легче удастся взять Берлин».
Если рассмотреть действия 2-й гв. ТА, то согласно сводке оперативного отдела штаба армии от 15 мая 1945 г. оборона была не сплошной, как утверждает М.А. Гареев, а строилась, главным образом, «по принципу опорных пунктов и узлов сопротивления»¹⁶⁸. Приноравливаясь к такой системе обороны, танковые корпуса вынуждены были часто изменять свои маршруты (что при «сплошной» обороне сделать практически невозможно). «... К исходу дня 18.4.45 г. танковые части (2-й гв. ТА. — B.C.)... вышли на более благоприятную для маневра местность (выделено мной. — B.C.) и к 21.00 достигли рубежа: Шульцендорф... Под покровом ночи танки прошли лесной массив... и вышли в пригородные районы г. Берлин».
А как действовала 1-я гв. танковая армия за Зееловскими высотами? Говорит командарм М.Е. Катуков: «... У меня под Зееловым обход обозначился на правом фланге... Обойдя леса сев.-зап. Зеелова.... я все-таки вышел на простор (выделено мной. -B.C.) на рубеже Мюнхеберга (35 км до окраин Берлина — B.C.), а потом, прорвавшись и через этот рубеж обороны, мы пошли до самых окраин Берлина»¹⁶⁹.
Что же получилось при штурме Зееловских высот? Амбициозный генерал Гареев утверждает, что «без ввода танковых армий, пришлось бы вести длительные боевые действия силами одной лишь пехоты и артиллерии, неся еще большие потери». Прямо скажем — не убедительно, так как в артиллерии наши войска имели многократное преимущество. Столь же внушительно было превосходство и в авиации. Усилив огневое воздействие этих видов войск, никаких бы «больших потерь» не было. Однако практические действия Жукова свидетельствуют только о том, что он и не собирался дополнительно тратить время на более тщательную организацию прорыва Зееловского рубежа, ибо в постыдной совместной с Коневым гонке «nach Berlin» роль догоняющею аутсайдера его никак не устраивала — он должен был быть только первым!
К тому же согласно заявлению начальника тыла 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенанта Н.А. Антипенко в этих напряженных условиях фронт сэкономил (?) к концу операции много артиллерийских боеприпасов.
Предельно ясно прокомментировал сложившуюся ситуацию один из главных участников прорыва командующий 8-й гв. армией генерал-полковник В.И. Чуйков: «... Я считаю, что введение в бой в первый день танковых армий не совсем удачно, хотя бы и на завершающем этапе Великой Отечественной войны (для тех, «кто не понял» — не надо было их вводить. — В.С). Тем более, что пехота и наши танки НПП (непосредственной поддержки пехоты. — B.C.) и артиллерия не выдохлись в своем наступлении так, чтобы было нужно поддерживать их танками. Ударная сила у нас была достаточная...» (выделено мной. — B.C.)¹⁷⁰.
Если перечислять недостатки операции, то список этот будет слишком велик, поэтому ограничимся только главными примерами:
— неверная в целом оценка оперативной обстановки;
— неудовлетворительное знание противника;
— сильное сопротивление немцев, которое оказалось для Г.К. Жукова неожиданным, так как полученные в результате разведки боем данные о мероприятиях, проводимых противником, должным образом не были учтены, особенно в вопросах артиллерийского и авиационного обеспечения операции, что отрицательно сказалось на ходе боевых действий по прорыву тактической зоны обороны противника;
— неуместная «экономия» боеприпасов (об этом я уже говорил);
— переоценка результатов боев 14-15 апреля (не заметив отвода войск противника, Жуков сократил (?!) продолжительность артподготовки с 30 до 20-25 минут);
— обе танковые армии вводились в условиях, когда оборона противника не была подавлена;
— не был отработан и вариант допрорыва танковыми армиями тактической обороны немцев (все исполнялось в режиме «импровизаций»);
— преждевременный ввод танковых объединений создал хаос в оперативном построении общевойсковых армий, вызвал нарушение их тыловых коммуникаций, неразбериху в управлении войсками.
Теперь примеры:
— «артиллерийская подготовка проведена по пустому месту, так как противник накануне перенес свои огневые точки» (1079 сп 312 сд);
— «танки не были приготовлены к ночной стрельбе. В момент наступления стреляли вслепую» (командир танковой роты 68-й тбр);
— «боевые порядки фактически перепутались, что дало возможность противнику наносить нам ущерб даже неприцельной стрельбой» (1083 сп 312 сд и др.);
— «большинство ранений произошло не на минных полях противника, а на наших» (политотдел 69-й армии);
— «наступила ночь и вот начался кошмар: идут волны наших бомбардировщиков, и сгружают свой груз на мой штаб, на колонны и боевые порядки 8 гв. МК и 11 гв. ТК, жгут наши танки..., убивают людей. [Из-за] этого мы на 4 часа прекратили наступление» (Катуков, I гв. ТА). Нечто подобное происходило и в зоне действия 3 гв. ТА Рыбалко: «...двое с половиной суток мы были под ударом своей авиации».
Что касается идеи Г.К. Жукова использовать 143 прожектора, то иначе как казусом или скорее грубой ошибкой это назвать нельзя. Вот оценки:
— «прожекторный свет дал возможность противнику сосредоточить свой огонь по местам скопления наших войск, чем объясняются такие большие потери» (69 А);
— Чуйков (8-я гв. армия): «... мы отлично знали, что после 25-минутного артналета такой мощности, как было на плацдарме, ничего нельзя было увидеть ... все поле закрывается стеной пыли, гари и всем, чем хотите. Василий Иванович (Казаков, командующий артиллерией фронта. — B.C.)tкогда мы с Вами сидели на высоте 81,5, когда засветились прожекторы, которые находились в 200-300 метрах от нас, мы их с вами не видели и не могли определить, светят они или нет ... реальной помощи войска от этого не получили» (выделено мной. — B.C.).
Подобных примеров не перечесть. Поэтому продолжим движение к Берлину. Прорвав оборону на Зееловских высотах и напутствуя войска на штурм Берлина, Жуков, опять-таки подогревая нездоровый «скоростной» режим (давай! давай! вперед!), явно их дезориентирует, отдавая следующее распоряжение.
«22 апреля 1945 г. 22.45
№ 00595/оп
1. Оборона г. Берлина противником организована очень слабо (?! — B.C.), а операция наших войск по взятию города развивается очень медленно...»¹⁷¹.
На самом деле все было значительно сложнее. Берлин был разбит на девять укрепрайонов, каждый из которых обороняли до 15 тыс. человек. Кроме того в городе действовало множество боевых групп, сформированных из отошедших (или разбитых в предыдущих боях) немецких соединений. Особую опасность представляли так называемые танково-истребительные подразделения. Они состояли из 20-25 человек, имели на вооружении 8-10 гранатометов «фауст» или «оффенрор», 2-3 легких пулемета и т. п. Немцы активно использовали и подземные сооружения, которые были построены специально для оборонительных боев. Они обороняли каждый квартал, каждый дом, этажи, отдельные квартиры.
В целом Берлинская операция, к сожалению, является образцом неорганизованности и безалаберности.
Объективную оценку операции дадут беспристрастные (как я надеюсь) историки последующих поколений. М.А. Гареев и его сторонники такой оценки Г.К. Жукову не дадут, ибо она испортит картину, так мастерски нарисованную его (Жукова) почитателями. Следует еще раз напомнить, что Г.К. Жуков и И.С. Конев организовали позорное «социалистическое соревнование» — кто ворвется в Берлин и «первым» доложит о гибели фашистской Германии. И исполнить это надо было «любой ценой» (Жуков) или «во чтобы то ни стало» (Конев) за несколько дней и часов до окончания сопротивления фактически разбитых немцев (по состоянию на 26.4.45 наши войска имели преимущество: в танках — в 6 раз, в артиллерии — в 5 раз и в личном составе — почти в 2 раза).
Такого бедлама после 1942 г. не было, пожалуй, при проведении ни одной наступательной операции: фронт полез на фронт, армии на армии, дивизии на дивизии. Все перемешалось — люди, танки, разгранлинии. Например, полной неожиданностью для Жукова стал захват Бранден-бурга танкистами Лелюшенко. В момент, когда Конев докладывал в Москву о взятии этого важного стратегического пункта, Жуков отдавал приказ своим кавалеристам «немедля повернуть на юг» с задачей занять Бранденбург до подхода войск 1-го Украинского фронта. Из доклада о боевых действиях 1 гв. ТА с 16.04. по 2.05.45: «... 9. В боях за г. Берлин наступление было концентрически-звездным, все имели задачи и стремились выйти к центру... Взаимная информация совершенно недостаточна (разные армии и фронты). Это приводило иногда к обстрелу артиллерией своих соседей»¹⁷². По несколько раз в сутки командующие фронтами докладывали Сталину об «спешном продвижении» к центру Берлина.
28 апреля И.С. Конев обратился к Г.К. Жукову с просьбой об изменении направления наступления 1-й гв. ТА и 8-й гв. А, так как «...они режут боевые порядки войск 1-го Украинского фронта, наступающие на север... О вашем решении прошу сообщить»¹⁷³.
Жуков, проявив свойственную ему «любезность», вместо ответа «собрату по оружию» направляет Сталину нечто среднее между жалобой и доносом (как в армии говорят, «телегу») с ходатайством о необходимости изменения разгранлинии с I -м Украинским фронтом. В этом документе однако есть очень любопытная концовка: «... Докладывая изложенное, прошу установить разграничительную линию... или разрешить мне сменить (выделено мной. — B.C.) части 1-го Украинского фронта в г. Берлине»¹⁷⁴. («Голубая мечта»! — убрать Конева, чтобы потом говорили: «Берлин взял Жуков!»).
Относительный порядок был наведен только 28 апреля¹⁷⁵, когда были уточнены разгранлинии между фронтами.
Завершил же Берлинскую операцию Жуков прямым подлогом, издав секретный приказ о якобы взятии рейхстага в 14.25 30 апреля 1945 г., хотя бойцы 150-й сд генерал-майора В.М. Шатилова и 171-й сд полковника А.И. Негоды в это время лишь подошли к Королевской площади перед рейхстагом (до него оставалось метров триста), покрытой завалами, надолбами и баррикадами.
«...Когда появился приказ Жукова, наши солдаты еще только сделали первую попытку выбраться на площадь и тут же залегли, не поднимая головы, прижатые шквальным огнем. Самое потрясающее то, что в секретном приказе маршала, кроме благодарности войскам своего фронта, описывались и подробности взятия рейхстага: «Противник в районе рейхстага оказывал ожесточенное сопротивление нашим наступающим войскам... Бои внутри главного здания рейхстага переходили в неоднократные рукопашные схватки. Войска 3-й ударной армии... сломили сопротивление врага, заняли главное здание рейхстага и сегодня 30.04.45 г. в 14.25 (выделено мной. — В.С.) подняли на нем наш советский влаг... (Совинформбюро, «сбросив» 25 минут, сообщило о взятии рейхстага 30 апреля «в четырнадцать часов». — B.C.).
...Прижатые огнем к земле солдаты продолжали лежать на площади... Шатилов велел передать трубку командиру полка (Зинченко. — B.C.) «...Если нет наших людей в рейхстаге и не установлено там знамя, то примите все меры любой ценой (выделено мной. — B.C.) водрузить флаг или флажок хотя бы на колонне первого подъезда. Любой ценой! — повторил генерал. — ... Первая атака захлебнулась. Только с четвертой попытки ворвались в рейхстаг. Был уже вечер, часов около семи» (выделено мной. — В.С.)»¹⁷⁶.
Однако поклонники Жукова не должны забывать, что все эти игры «кто быстрее» проводились на живых (тогда еще) людях!
Вот что говорили участники двух научных конференций (в 1946 г.) по «опыту» Берлинской операции:
— Катуков (1-я гв. ТА): «... Когда мы вышли к Зееловским высотам, развернулись и устремились вперед, все наши попытки успеха не имели. Все кто высунулся вперед, моментально горел, потому что на высотах стоял целый артиллерийский корпус противника, а оборона на Зееловских высотах сломлена не была.
... Ведь у меня погибло 8 тыс. танкистов, 4 командира бригад, 22 комбата, несколько командиров полков, две сотни танков...».
— Рыбалко (3-я гв. ТА): «... В Берлине работало два фронта ... Мы должны были идти, но подчинены быть одному командующему. Один военачальник должен отвечать за такую операцию. ... Чуйков выходит и дает предписание освободить пути и получается — не то драться, не то спорить. На этот спор ушли сутки».
— Бахметьев (3-я гв. ТА): «... У Ангальтского вокзала все перемешалось. Одни войска идут в одном направлении, другие — в другом».
— Переверткин (69-й ск): «... с 22 апреля по I мая корпус вел тяжелые уличные бои в Берлине. За 10 дней он пять раз менял направления ... Корпус не имел опыта боев в крупном населенном пункте ... Корпус потерял — без трех человек — 5 тысяч бойцов и командиров».
И последний пример.
Эту быль рассказал мне подполковник Н., участник Берлинской операции. Итак, снова о танках, вернее о том, как командование 1-м Белорусским фронтом применяло их в городских условиях (чтобы никто не удивлялся — откуда вдруг взялся «чечено-грозненский опыт»).
«1945 год. Берлин. Начало аллеи «Франкфурктер Тор» (Франкфуртские ворота). По направлению к центру города в кильватер выстраивается наша танковая бригада. Впереди, до самого центра, разбитая улица, в развалинах домов которой, в подвалах, засели сопливые мальчишки с фаустпатронами. Почти так же, как мы видим иногда по телевизору раздельные старты лыжников на первенстве мира, когда через секунд тридцать по писку системы «Лонжин» стартер командует — «пошел», вот так же, почти с тем же интервалом, той же командой — «пошел», пускали в последний путь танки моей несчастной бригады, с боями прошедшей кровавый путь до фашистской столицы. Казалось бы все позади — вот она Победа. Но нет, так просто у нас не бывает... Каждая машина проскакивала 400-600 метров, после чего конец был для всех одинаков — танк расстреливался в упор фаустпатронами и, с учетом крайне разрушительного заброневого действия этого нового для нас боеприпаса, мало кто из членов экипажа имел возможность спастись. Прикинув эту арифметику, я без труда рассчитал, что жить мне осталось минут шесть. Но видимо везуха была на моей стороне — когда перед моим танком осталось всего две машины, эту бессмысленную бойню остановили. Кто принял решение я не знаю, да и было не до выяснений...».
Как бы в подтверждение сказанного, при просмотре архивных документов тех дней, неожиданно натолкнулся на боевое распоряжение от 21.04.45 командующего 3-й ударной армией (эдакий «рояль в кустах») командиру 9-го танкового корпуса И.Ф. Кириченко о необходимости «активизировать действия танковых бригад на Берлинском направлении».
Однако предложенный командармом В.И. Кузнецовым рецепт «активизации» оказался настолько поразительным, что текст этого распоряжения достоин опубликования полностью.
«Вы плохо выполняете не только мои приказы, но и тов. Жукова. Прикажите командирам бригад возглавить на головных танках свои бригады (?! — B.C.) и повести их в атаку на Берлин, иначе ни чести, ни славы своего корпуса Вы не завоюете.
О панцерфаустах будете потом рассказывать детям (?! — B.C.)
Кузнецов»¹⁷⁷.
Даже не знаю с чего начать. О столь новом построении наступающих танковых бригад, когда их командира в нарушение общепринятых правил и законов военного искусства, в приказном порядке заставляют не руководить боем, а лично возглавлять атаку, узнаю впервые. Невольно вспоминается эпизод из фильма «Чапаев», где легендарный Василий Иванович в далекие годы Гражданской войны, передвигая на столе картофелины, поучает своих незадачливых командиров: «Где должен быть командир при атаке? Впереди! На боевом коне!» И если это неверное утверждение в какой-то степени простительно не имеющему достаточного военного образования автору идеи Фурманову, забывшему, или скорее всего не знавшего, что еще согласно Полевому уставу 1916 года командир не должен находиться впереди своего атакующего подразделения (части), то позорное «изобретение» советского командарма В.И. Кузнецова буквально за несколько дней, часов и минут до окончания боевых действий ничего, кроме изумления, вызвать не может. Все дело в том, что преподавателям ни в школе прапорщиков, ни в академии им. М. Фрунзе, которые В.И. Кузнецов окончил соответственно в 1916 и 1936 годах, мысль обучать своих учеников столь вздорным методам руководства (ведения) атакующими действиями подчиненных частей в голову, естественно, придти не могла из-за ее абсурдности. Установить же кто на самом деле был подлинным автором этой «идеи» — Кузнецов или Жуков, теперь уже практически невозможно. Хотя предположения имеются...
Что же касается низкопробного юмора командарма о «панцерфаустах», то смело можно утверждать: после подобных построений в черте города атакующих колонн танковых бригад многим и многим детям обещанных рассказов о панцерфаустах услышать не пришлось, так как количество «рассказчиков», к сожалению, было сведено до минимума...
В «Докладе о боевых действиях 1 гв. ТА с 16 по 2.05», представленном в июне 1945 г. (№ 00322) начальнику штаба ГСОВ в Германии, в частности, указывается, что: «...анализ причин безвозвратных потерь танков и СУ в уличных боях за город Берлин показывает относительное увеличение потерь танков от фаустпатронов (до 10%. — B.C.), применяемых немцами в больших размерах во время уличных боев»¹⁷⁸. И там же: «...б) боевые потери в уличных боях характерны повышенным количеством машин, вышедших из строя от фаустпатрона»¹⁷⁹. Всего 1 гв. ТА с 16.04 по 2.05.45 безвозвратно потеряла 232 бронеединицы (45,3%), из них во время уличных боев в г. Берлине — 104 ед. (45%) к общему количеству потерянных танков и СУ. Без повреждений — 7%¹⁸⁰.
Вот на таком «высоком» оперативном уровне заканчивали войну, где «запевалой» («любой ценой»!) был Жуков!
Закончить же Берлинскую эпопею следует уникальным документом - выговором Сталина Жукову, в котором просматриваются многие из недостатков последнего. Какие-либо комментарии в данном случае излишни.
«Указание Верховного Главнокомандующего Военному Совету Группы советских оккупационных войск в Германии с требованием отменить приказ по Группе об огульном наказании командного состава за мародерские действия отдельных военнослужащих
20 сентября 1945 г. 16.00
№11131
Маршалу Жукову
Генерал-полковнику Малинину
Генерал-лейтенанту Телегину
Я случайно узнал вчера от СМЕРШ, что Военный совет Группы советских оккупационных войск в Германии издал приказ от 9 сентября с.г., где он, отмечая мародерские действия отдельных военнослужащих, считает необходимым наказать весь командный состав от сержантов и офицеров до командиров рот включительно (подчеркнуто мной. — B.C.) путем перевода офицерского состава до командиров рот включительно на казарменное положение с тем, чтобы командиры были расположены вместе с подчиненными с обязательством командирам взводов и командирам рот постоянно находиться со своими подчиненными.
Как оказалось, копия этого приказа не была послана в Генеральный штаб.
Я считаю этот приказ неправильным и вредным (подчеркнуто мной. — В.С). Он неправилен ввиду его огульного характера и несправедливости, так как из-за мародерских действий отдельных военнослужащих огульно и несправедливо наказывается весь командный состав до командиров рот включительно. Он вреден, так как он не укрепляет дисциплину, а наоборот, ломает ее, дискредитируя командный состав в глазах рядовых. Я уже не говорю о том, что если этот приказ попадет в руки руководителей иностранных армий, они не преминут объявить Красную Армию армией мародеров.
Прошу Вас немедленно отменить этот приказ. Найдите форму для отмены приказа, которая бы не набрасывала тень на командование Группы. Я не пишу Вам формального приказа Ставки об отмене Вашего приказа, чтобы не ставить Вас в неловкое положение, но я требую, чтобы:
1. Приказ был отменен немедленно с донесением об этом в Генеральный штаб.
2. Подобные приказы, имеющие серьезный характер, не издавались впредь без предварительного сообщения в Ставку о Ваших соображениях.
3. Копии всех Ваших приказов посылались в Генеральный штаб. Советую Вам усилить политическую работу в войсках группы и почаще прибегать к суду чести, вместо того, чтобы пугать людей приказами и таскать офицеров в суд как проворовавшихся уголовников (подчеркнуто мной. — B.C.).
Я думаю, что это будет лучшее средство для ликвидации мародерских действий.
Сталин»¹⁸¹
В связи с этим напомним еще раз Гарееву и поклонникам «любимца солдат» Жукова, что победа измеряется не только тем, кто водрузил свой флаг над столицей врага, но и соотношением боевых успехов к числу потерь. Поэтому правы те, которые говорят, что непосредственный штурм окруженного и обреченного Берлина так, как он был исполнен, к майским праздникам, нужен был только для очередного возвеличивания Сталина и Жукова в духе советских традиций. А то, что «за Россию заплатили Россией», ни Гареева, ни упомянутых других поклонников бездарных методов ведения вооруженной борьбы, совершенно не интересует. Я же уверен, что представив читателям достаточно документов, подтверждающих (согласно гареевской «логике исторических событий») достоверность нашего графологического анализа «каллиграфических» особенностей полководческого почерка Г.К. Жукова, доступно и убедительно опроверг все гареевские нападки и измышления.
И последнее. О «почтении» к некоторым военачальникам.

читать дальше