Часть
2. ИСКУШЕНИЕ МИФАМИ
Генерал
армии М.А. Гареев не приемлет факты и продолжает тиражировать
мифы о войне (стр. 111– 180 опубликована
в журнале Военно-исторический архив № 10, 2000 г.)
В статье (10 разделов) приводятся возражения и комментарии
к статье М. Гареева в газете «Красная Звезда» от 25.09.99
«Битва на Халхин-Голе», которая стала запоздалым ответом
на критические замечания В. М. Сафира «Во всем ли прав
историк генерал армии М. А. Гареев?» в журнале «Военно-исторический
архив» № 3, 1998 г., (стр. 73– 96).
Раздел I
Отмечен недостаточно объективный подход к оценке руководства
Г. Жуковым ходом боевых действий в районе Халхин-Гол.
Приведен его разговор с К. Симоновым, который, к сожалению,
слишком доверчиво отнесся к малодостоверным послевоенным
«воспоминаниям» Жукова, Конева и др. Вот пример «рационального»
(по оценке Гареева) действия Жукова в «авторском» изложении:
«… На одном из участков развернулись 36 танков и вскоре
24 из них уже горели…» Типичный пример «жуковского почерка»
– вперед, без должной разведки, любой ценой! Именно
с этого сражения и берет начало его постулат, распространенный
им на всю свою военную деятельность – «любой ценой!»
Только так, иначе, к сожалению, не умел.
Один из последних приказов «любой ценой!» не постеснялся
отдать в завершающей фазе войны при проведении Берлинской
операции, когда враг был практически повержен (стр.
150). Прав был в своей оценке Жукова наш прославленный
писатель – фронтовик В. Астафьев: «Достойный выкормыш
вождя. Так он начинал на Халхин-Голе, где не готовились
к наступлению, а он погнал войска, и масса людей погибла.
С этого начинал, этим и кончил…» («Советская Россия»,
13.07.93). Бездарность подобного командования подтверждается
как приказом Наркома от 12.07.39, так и выводами комиссии
офицеров Генштаба по итогам халхингольских боев: «…
Действия командования 1-й армейской группы во главе
с генералом Жуковым… не отвечали требованиям военной
науки…» (стр. 333).
Раздел
II
О Штерне. Приводится его боевой путь. Опровергается
утверждение Гареева, что Штерн – «политработник». Приводятся
факты, доказывающие, что Жуков (при встрече с К. Симоновым)
вводил последнего в заблуждение, доказывая, что Штерн
должен был только «поддерживать и обеспечивать его тыл».
На самом деле Штерн, будучи старшим начальником для
Жукова, как командир Фронтовой группы осуществлял «руководство
оперативной деятельностью войск, входящих в состав группы»
(«Положение об управлении Фронтовой группы…» п. 2.).
Описывается случай, когда Жуков, имевший, как уже указывалось
выше, непонятную склонность к поспешному вынесению смертных
приговоров, додумался выступить с ходатайством лишить
осужденных права подать кассационную жалобу и предложил
немедленно их расстрелять. Конечно, подобное его «изобретение»
было отклонено. Оценивая свойственную сталинскому периоду
преступную вседозволенность элитной номенклатуры в обращении
с «человеческим материалом», автор приводит данные профессора
В. Наумова («Вечерняя Москва» 27.01.93): «В армии из
числа 994 тысяч осужденных более 157 тысяч были расстреляны
(«не считая десятков тысяч расстрелянных без суда»).
А это до 29 дивизий (при реальной средней численности
дивизии, по данным ГШ, 5,5–6 тыс. чел.), или порядка
5 армий, то есть целый фронт. Кроме этого 72 тысячи
офицеров были направлены в штрафные батальоны (комсостав
почти 120 дивизий). Отмечено, что наиболее важной заслугой
Штерна перед Родиной является то, что он, проявив удивительную
прозорливость и настойчивость, сумел в чрезвычайно сложных
условиях добиться специального решения Политбюро ВКП
(б) о приведении войск Дальнего Востока в боеготовое
состояние, что в последующем, осенью 1941 г., сыграло
огромную роль при обороне Москвы.
Раздел
III
Разобраны и опровергнуты утверждения Гареева, непомерно
преувеличивающие значение событий на Халхин-Голе. Приведён
факт запрета Жуковым печатать сборник с подробным анализом
боевых действий на Халхин-Голе и всех выявленных недостатков.
Сам Жуков 07.06.45 в Берлине на пресс-конференции Главкома
Советских Войск в Германии дал совсем другую, «негареевскую»
оценку тем боям: «… Эта операция имела локальный характер
и поэтому едва ли представляет особый интерес».
Раздел
IV
В статье приведён краткий обзор данных о безвозвратных
армейских потерях в ВОВ, опубликованных в книге Генштаба
«Гриф секретности снят» (ГСС) (М., «Военное издательство»,
1993 г.) под общей редакцией Г. Кривошеева, в «Известиях»
и других изданиях. Исходя из данных о гибели офицеров
(1,023 млн.) и приказа зам. наркома обороны Е. Щаденко
(1942 г.) о неудовлетворительном («несвоевременном и
неполном») состоянии учета потерь, автор ставит под
сомнение достоверность приведенной в ГСС цифры безвозвратных
потерь в ВОВ – 11,944 млн. чел. Однако некто И. Пыхалов,
став стеной в защиту этих данных ГСС в своей малодоказательной
заидеологизированной книге с претенциозным названием
«Великая оболганная война» (издание 2006 г.), подверг
вышеуказанную автором информацию резкой и бездоказательной
критике (кто такой гражданин Пыхалов, каковы его историографические
заслуги, листая книгу, не поймешь). Но, судя по стилю
«бичевания», легкости передергивания фактов и оценок
оппонента (которого, не скрывая радости, неоднократно
величает «отставной полковник»), можно предположить,
что этот современный «поручик Киже» является или членом
группы «Гареев, Кривошеев и Ко», или кандидатом на вступление
в ее состав. К тому же невольно складывается впечатление
(возможно, ошибочное) что этот «наезд» кем-то специально
заказан. Автор следующим образом оценивает краткий перечень
«тезисов» И. Пыхалова:
1. В начале И. Пыхалов объявляет, что цифры, названные
Кривошеевым, не являются окончательными, «они еще будут
уточняться». Однако уже в следующем абзаце всех, кто
пытается продолжить изучение этого вопроса, уточняя
приведённые цифры, обвиняет в попытке «дискредитировать»
опубликованные в ГСС расчеты, заранее навешивая их авторам
бирку «опровергатели». Зазвучали знакомые песни… Полный
«гареевский» набор подобного «общения» с научными оппонентами
внимательный читатель найдет на стр. 245-246 («ниспровергатели»,
«не приемлют нашу победу» и много, много подобного вздора).
И тут же, противореча себе (забыв утверждение, что «они
еще будут уточняться»), обвиняет этих «дискредитаторов»
в попытке «поставить под сомнение» кривошеевские цифры
потерь. Так что, надо полагать, трогать их не следует…
2. Что касается «статистических» материалов и «поименного
учета», то по общепринятым оценкам, именно эти (поименные)
данные составляют ту основу, без которой коэффициент
недостоверности «статистических» данных будет непомерно
велик (справедливо замечание, что у Кривошеева подсчет
ведется по статистическим материалам). Это и было причиной
озабоченности зам. наркома обороны (приказ от 12.07.39).
Далее Пыхалов утверждает:
Автор «пытается создать впечатление, что действительное
число убитых не учтено вообще и в 3 раза превышает учтенное».
К сожалению, эта белиберда от начала и до конца является
результатом болезненной фантазии Пыхалова, и в тексте,
естественно, отсутствует.
3. Увлекшись бичеванием «отставного полковника», Пыхалов
пишет (цитируем):
«… недоумение внимательного читателя вызовет… пассаж
о «заявлении… Е.А. Щаденко», который (непонятно кого
Пыхалов имеет в виду, так, приписываемое им Щаденко
заявление, на самом деле сформулировано у Сафира, у
которого были на то основания), надо полагать, обладая
провидческим даром, сумел предсказать в 1942 г., что
персональный учет убитых так и не будет налажен до конца
войны».
Да, недоумение вызовет, только не «пассаж», а невнимательность
Пыхалова, проглядевшего, где цитата (кавычки) Щаденко
кончается и где идет дальше информация Сафира «до конца
войны», ибо он, в отличие от Пыхалова, знал о существовании
приказа Наркома обороны от 7 марта 1945 г., в котором
за два месяца до окончания войны опять указывалось Военным
советам фронтов, армий и военных округов, что они вопросам
персонального учета безвозвратных потерь «не уделяют
должного внимания». А вот И. Пыхалов, представившись
крупнейшим знатоком расчетов безвозвратных потерь, похоже,
об этом приказе слышит впервые («вызывая тем самым недоумение
у внимательного читателя»). Невольно складывается впечатление,
что Пыхалов, вколотив в раздел «Использованная литература»
более 250-ти наименований, ничего кроме кривошеевского
труда (ГСС) и случайно попавшего на глаза журнала «Военно-исторический
архив» № 10 не читал. А ведь наиболее интересные новые
разработки ученых (А. Мерцалов, А. Басов, С. Ильенков,
С. Михалев, В. Елисеев и др.) печатались именно в «Военно-историческом
архиве», которому места в пыхаловском перечне якобы
прочитанной литературы не нашлось.
4. Ну а теперь давайте разберем только несколько работ
«дискредитаторов», осмелившихся выразить «сомнение»
в достоверности некоторых кривошеевских расчетов и его
цифр безвозвратных потерь:
– С. Михалев и В. Елисеев – «Потери в войне следует
уточнять» (ВИА № 2(17), 2001 г.). Уточнили количество
безвозвратных потерь – 12587,4 тыс. чел. Замечания из
их книги:
1) «Авторы труда ГСС пользовались расчетным методом
при определении потерь личного состава в тех случаях,
когда значительное количество войск Красной Армии оказалось
в крупных «котлах». При этом неполные донесения о потерях
или их отсутствие исказили истинную картину. Однако
нигде этот метод не раскрывается…».
2) «К июню 1945 г. сложилось вполне определенное соотношение
между количеством раненых в завершающих операциях войны
и числом умерших от ран. Последние вошли в цифру 12,6
млн. человек. Это число нельзя искусственно увеличивать,
относя к нему и тех, кто скончался в госпиталях в июне–декабре
1945 г. Такой ошибочный подход применен, к сожалению,
в труде ГСС…».
– С. Ильенков – «Память о миллионах павших защитников
Отечества нельзя предавать забвению» (ВИА № 7(22), 2001
г.)
Научный коллектив Подольского архива МО РФ с использованием
поименных карточек по буквам алфавита и категориям потерь
определили количество безвозвратных потерь – 13,850
тыс. чел., из них офицерские – около 1,100 тыс. чел.
–
Фундаментальное исследование институтов военной истории
МО РФ и Российской академии естественных наук «Стратегические
решения и Вооруженные Силы: новое прочтение», том 1.
В приложении №9 приведены «военно-оперативные безвозвратные
потери» (в том числе «попавшие в плен, независимо от
дальнейшей их судьбы») – 13870 тыс. чел. Здесь следует
отметить, что подобный подсчет (без учета «возвращенцев»
в неизвестные сроки – через день или через три года)
производится во всех развитых странах, то есть определяются
реальные потери от «первого до последнего дня войны».
Подобная практика дает возможность более объективно
оценить реальные потери за время боевых действий и качество
проведенных операций, согласно известному постулату:
«Чем меньше потери, тем выше полководческое мастерство,
и наоборот». К сожалению, просматривается очевидная
тенденция – снизить показатель по потерям, дабы искусственно
повысить уровень нашего не всегда качественного полководческого
военного искусства. Поэтому цифры 12-13 млн. в СМИ,
как правило, не называют, а пользуются данными словоохотливого
Гареева, доказывающего (не уважая память погибших) нечто
непонятное: «Военные потери (!) за время войны составляют
8,6 млн. человек» («НВО», №15, 2000 г.). Очевидно, что
«внимательных читателей» этот ребус вряд ли удовлетворит,
а вот для Пыхалова будет как «елей на душу». Но Пыхалов
еще не перестал веселить читателей. Например, он утверждает
(говоря о 8,6% и, в связи с этим, о явно заниженных
суммарных потерях), что «автор ссылается на пример других
армий развитых государств». Если совсем коротко, то
это откровенное вранье – автор ссылается только определяя
обоснованную тенденцию снижения этого «%» на отдельные
боевые донесения сухопутных войск (до 4,5%), тут же
оговаривая эту сугубо ориентировочную цифру, что трудоемкую
работу «по анализу и систематизации огромного количества
боевых донесений частей следует провести тщательней…
Рассчитать более точно, ибо только она и дает возможность
определить не количество потерь, а верный их порядок
цифр». Что касается «примера других армий», то он приведен
только для сведения, справочно. Говоря об офицерских
потерях (в независимости от средней численности их в
армии), имеются в виду персонально те, которые в абсолютном
большинстве своем погибли на поле сражений. Таким образом
при постоянном значении офицерских потерь порядка 1,1
млн. чел. (по данным Подольского архива МО РФ – ВИА
№ 7(22), 2001 г.) получится следующий процент их гибели:
– По Гарееву – «военные потери 8,6 млн.» – 12,8%;
– По Кривошееву – «общие потери ВС 11,44 млн. чел.»
– 9,7%.
И получается, что из 100 погибших на поле боя, реально
было убито 10– 13 офицеров. Поэтому справедливы те историки,
которые считают эти цифры завышенными (при заниженных
суммарных потерях), ибо получается, что отделениями
командуют офицеры. Последние же данные (13,85 млн. чел.;
7,9% – доля офицерских потерь в общих, уточнения продолжаются)
свидетельствуют о том, что автор прав, утверждая, что:
а) «%» офицерских потерь при более точном подсчете будет
уменьшаться и далее (что и получается – с «12,8%» гареевских
до «7,9%»).
б) реальные безвозвратные, более точно подсчитанные
потери возросли до 13,85 млн. чел. При этом дальнейшее
уточнение их (в сторону увеличения) продолжается. Да
и сам Пыхалов завершает свой «разоблачительный труд»
словами, что вопрос о потерях в ВОВ «требует дальнейшего
изучения» (надо полагать – уточнения).
К сожалению, Пыхалов искажает смысл авторского высказывания
о том, что немецкая армия считалась «дефицитом нации».
Он преподнес читателям очередную фальсификацию, приписав
автору мысль, что «именно в КА, а не в вермахте, к офицерам
относились как к дефициту, достоянию нации». Снабдив
это бездоказательными, надуманными арифметическими действиями,
Пыхалов впустую потратил время, забыв взглянуть на гигантский,
почти десятикратный разрыв в реальных потерях наших
и немецких офицеров (а на Восточном фронте – еще больше
~ в 17 раз).
У автора в книге подобного деления на офицеров вы не
найдете – говорится о солдатах вермахта, тем более что
в своей книге автор знакомит читателей с оценкой Манштейна
(с. 245) по итогам сталинградских событий, понятия «солдатской
этики»: «… Офицеры должны уступить первую очередь солдатам,
за которых они несли ответственность». Именно поэтому,
к сведению Пыхалова, ни один генерал (их было 21) под
Сталинградом не покинул свои войска, за исключением
однорукого командира 14-го танкового корпуса Ханса Хюбе,
которого (из-за отказа выполнить приказ Гитлера) 4 эсэсовца
вывезли силой в связи с назначением его (Хюбе) командующим
1-й ТА. В директиве Ставки ВГК № 170569 от 15.08.42
отмечается:
«…Немцы никогда не покидают своих частей, окруженных
советскими войсками, и всеми возможными силами и средствами
стараются во что бы то ни стало пробиться к ним и спасти
их». Порядки в нашей армии были несколько другие, наш
опыт более печален. Например, при обороне Севастополя
(1942 г.) по ходатайству руководителя обороны вице-адмирала
Ф. Октябрьского 01.07.42 Ставка ВГК разрешила эвакуировать
в Краснодар 600 «ответственных» работников. На произвол
судьбы были брошены десятки тысяч рядовых героических
защитников Севастополя. Нечто подобное произошло в мае
1942 г. на Керченском полуострове, когда (по немецким
данным, более достоверным, чем у Кривошеева) противник
захватил в плен более 170 тыс. человек и опять всё «высшее
фронтовое командование» (Козлов, Шаманин, Вечный, Мехлис),
а также командармы (44-й Черных, 47-й Колганов) поспешно
покинули поле боя. Их «доблесть и высокое мастерство»
по достоинству было оценено Ставкой ВГК (№ 155452 от
04.07.42): «…Обнаружили полное непонимание природы современной
войны».
А вот «взгляд с другой стороны». Бывший начштаба 48
тк немцев Меллентин («Бронированный кулак вермахта»,
стр. 375), описывая бои у Брусилова 15–24.11.43 с 1
гв. кк, 5 и 8 гв. тк, пишет: «… Как принято у русских,
из окружения были выведены, прежде всего, штабы, офицерский
состав и некоторые специальные подразделения, а основная
масса солдат была оставлена на произвол судьбы… Среди
убитых не оказалось ни одного старшего офицера…».
Это как бы общая картина неофициальной «генеральской»
этики, о которой, кстати, из-за очевидной моральной
ущербности, вслух никто не говорит. А вот Пыхалов подобную
теорию опубликовать не постеснялся, пытаясь безрезультатно
примазать заодно к своей ее трактовке и нашего автора.
Но, как говорят – в семье не без урода. Взгляд, отличный
от всех, в том числе далекий от канонов военной науки,
оказался у Г.К. Жукова, поклонником действий которого
является Пыхалов, который решительно возражает против
попытки дать ему (Жукову) объективную, строго документированную
характеристику. Не будем повторять, что у Г. Жукова,
по сравнению с коллегами – комфронтами, при проведении
совместных фронтовых операций (Западный и Калининский
фронты, 1-й Белорусский и 1-й Украинский и др.) были
самые высокие безвозвратные потери личного состава.
Не будем повторять позорную историю (лето 1942 г., Сталинград)
расстрела по личному приказу Жукова 4-х лучших летчиков,
товарищей дважды Героя Союза В. И. Попкова (стр. 340).
В середине XX века, вопреки всем известным и апробированным
теорией военного искусства методам управления командиром
части (соединения) ходом боя, досрочно канонизированный
маршал изобрел нечто новое. После ознакомления с документами
о подобном «открытии» у изумленных читателей вряд ли
возникнет желание задавать дополнительные вопросы. (Ельня,
30.08.42, приказание Жукова): «…Требую от командиров
и комиссаров всех степеней быть в первых рядах наступающих
частей и своим личным примером продвигать части вперед…»
(ВИА № 7(79), 2006 г., стр.161). От редакции ВИА: «Такие
жесткие требования приводили лишь к росту потерь
среди старшего командного состава (и не только старшего),
которого и так не хватало… Совсем неслучайно в 1942
году были внесены изменения в боевой устав, где было
четко зафиксировано место командира в бою – там, откуда
ему удобнее руководить боем».
Казалось бы, ясно, что вздорность подобных приказов
очевидна. Но Жуков, не имевший, строго говоря, нормального
военного образования, пользуясь сталинским прикрытием,
даже в конце войны при безграмотно проведённом штурме
Зееловских высот и Берлина (в лоб, «любой ценой!») снова
применил этот же антинаучный прием загнать командиров,
не давая им возможности реально руководить боем, на
передний край в первые ряды атакующих. Пример: боевое
распоряжение от 21.04.45 командующего 3-й ударной армией
командиру 9-го тк И. Кириченко во исполнение приказа
комфронта Г. Жукова: «…Вы плохо выполняете не только
мои приказы, но и тов. Жукова. Прикажите командирам
бригад возглавить на головных танках свои бригады и
повести их в атаку на Берлин, иначе ни чести, ни славы
своего корпуса Вы не завоюете… Кузнецов» (стр. 164).
Все пыхаловские обвинения разобрали и, учитывая их надуманность
и вольные трактовки, обоснования «отставного полковника»
следует признать достоверными – количество безвозвратных
потерь возрастает при соответствующем сокращении в их
числе «%» офицерских. Далее в разделе IV опровергается
утверждение, что в ходе боевых действий потери у Жукова
были меньше, чем у других командующих фронтами. Для
этого его поклонники (в т.ч. и Гареев) придумали хитроумный
прием – считать не абсолютные (реальные) потери в одной
(совместной) операции, как это принято в мировой практике,
а определять % отношения безвозвратных потерь ко всему
количеству войск фронта. Остроумно, но не показательно.
Дело в том, что у Жукова войск всегда было больше, и
не всегда все они были задействованы (резерв и т.п.),
так что, как ни дели, жуковский «%» всегда будет меньше,
хотя реальные потери значительно больше. Пример: Берлинская
операция. По этой «методике» безвозвратные потери 1-го
Белорусского фронта (1 БФ) Жукова составили 4,14 %,
1-го Украинского Конева – 5%. Получается, что дела у
Жукова были лучше: потери, судя по проценту, меньше,
чем у Конева. В реальности (даже по данным книги ГСС):
безвозвратные потери у Жукова (1 БФ) в 1,4 раза больше,
чем у Конева (1 УФ) – 37,61 и 27,58 тыс. чел. Также
больше у Жукова (в 1,6 раза) санитарные и суточные потери
(стр.132). Если вернуться в 1941 г., то по итогам Московской
наступательной операции (Западный и Калининский фронты)
тенденция сохраняется: среднесуточные потери у Жукова
(ЗФ) в 3,2 раза больше, чем у Конева (КФ) – соответственно,
7683 и 2420 чел. (Военно-исторический архив № 12(72),
2005 г, стр. 122).
нажмите
на картинку, чтобы увидеть ее в полный размер
Схема ввода в прорыв к Вязьме ослабленного 1 гв.
кк генерала Белова (без танков, дивизионной артиллерии,
полка "РС" и др.). Сх. исп. В.М. Сафир.
И последнее. Читателям наверняка будет интересно узнать,
что «став стеной» на защиту недостоверных данных Кривошеева
о потерях в ВОВ (что теперь очевидно) и бездоказательно
критикуя В. Сафира, Пыхалов даже не посчитал нужным
ознакомиться с научными разработками ведущих специалистов
в этой области: докторов и кандидатов исторических наук
С. Н. Михалёва, А. Н. Мерцалова, В. Г. Елисеева, Л.
Н. Лопуховского и др. А между тем в работах этих авторов
документально (в который раз!) доказана ущербность как
самого кривошеевского метода подсчета потерь (на основе
«статистических» данных, а не «поименных»), так и суммарные
его результаты. Вот только некоторые выводы и замечания
кандидата исторических наук (далее правильно и вежливо
– «полковника в отставке») В. Г. Елисеева, опубликованные
в журнале «Военно-исторический архив», № 12(84), 2006
г.:
Доктор исторических наук С. Н. Михалёв на конференции,
посвященной 50-летию победы в Московской битве (уточнив
наши общие потери – 2,2 млн. чел., в том числе безвозвратные
– 1,28 млн. чел.), произвел более точный подсчет за
октябрь 1941 г., исходя из суммарной численности трех
фронтов (ЗапФ, РезФ, БрФ – Западный, Резервный, Брянский)
к началу Московской оборонительной операции (1212,6
тыс. чел.) и по состоянию на 01.11.41 (714 тыс. чел.)
с учетом поступившего в течение октября пополнения –
304,4 тыс. чел. «…В итоге получил искомую цифру потерь
– 803 тыс. чел. Однако данные, которые удалось собрать
штабам трех фронтов о потерях в октябре, были явно занижены
и достигали лишь 117,1 тыс. человек» (стр. 60). Это
только один из многочисленных примеров «недобора» учета
потерь (685,9 тыс. чел.!) «статистическим» методом.
– Столь же показательна недостоверность кривошеевской
методики в примере оценки потерь личного состава в войсках
Западного фронта за октябрь 1941г., названных в донесениях
его штаба. «…Потери личного состава только в 17-ти стрелковых
и 2-х мотострелковых дивизиях ЗапФ… превысили 130 тыс.
человек. Официальные же сведения штаба фронта о потерях
всех его войск (стр. 61) за весь октябрь составили 66392
чел. (в т.ч. из 49100 всех безвозвратных потерь офицерские
составили 5,5%), что свидетельствует о их крайней недостоверности»
(стр. 60).
Далее В. Елисеев делает обоснованный вывод о том, что
«…широко распространившиеся ныне цифры потерь ВС СССР
в годы войны, подсчитанные авторским коллективом… Г.Ф.
Кривошеева, не выдерживают критики… Возможно, прав был
бывший начальник Института военной истории генерал-полковник
Д.А. Волкогонов, назвавший в одном из своих трудов цифру
потерь ВС СССР в ВОВ – 16,2 млн. человек?» А это ведь
6,8% потерь офицерского состава, что является еще одним
подтверждением прогноза В. Сафира о снижении этой цифры
«%» по офицерам (и соответствуем росте безвозвратных
потерь КА) от кривошеевских показателей. В связи с новыми
данными о потерях КА в Московской битве, возникает необходимость
уточнения прежнего штампа «Разгром немецко-фашистских
войск под Москвой», ибо «…о каком разгроме может идти
речь, если потери советских войск в битве были в 3,7
раза больше потерь противника…» (стр. 69). Возвращаясь
к книге ГСС, можно только сожалеть, что авторский коллектив
Г. Кривошеева (и «примкнувший к ним» Пыхалов) игнорировал
персональные сведения архивных картотек. Впервые (!)
«…руководитель авторского коллектива ознакомился с содержанием
картотеки безвозвратных потерь… лишь в 2002 году, когда
его труд претерпел уже 2 издания… В картотеке потерь…
суммарные сведения о безвозвратных потерях, полученные
по донесениям соединений и частей в годы войны, примерно
в три раза меньше тех сведений, которые получили военкоматы
в результате подворового обхода. Иными словами, система
учета потерь личного состава в действующей армии в годы
ВОВ оказалась никуда не годной» (стр. 72). Можно добавить,
что во время войны в Красной Армии «…не было даже регламентированных
положений о сформировании, переформировании, преобразовании,
воссоздании и расформировании объединений, соединений
и частей. В годы войны было достаточно спасти Знамя
части, соединения, чтобы они могли быть восстановлены,
несмотря на количество понесенных ими потерь личного
состава» (стр. 59). С учетом вышесказанного, есть все
основания утверждать, что грамотный читатель без труда
поймет – все прогнозы В. Сафира о снижении «%» боевых
потерь офицерского состава и соответствующем росте безвозвратных
потерь ВС СССР (при более тщательной обработке архивных
картотек и большего количества поименных боевых донесений),
оказались верны. Что касается И. Пыхалова, то перечисленные
примеры уточненных расчетов потерь свидетельствуют о
несостоятельности приведенных им доводов в защиту ошибок
Кривошеева, надуманной и бездоказательной критики книги
В. Сафира, а также его (Пыхалова) некомпетентности в
вопросах определения реальных потерь нашей Армии в ВОВ.
Раздел
V
На сетования Гареева, что из документов приводятся «только
отдельные выдержки», автор возражает, что в мировой
практике правила едины – если документ важен, его воспроизводят
без купюр, если же суть дела отображена лишь в отдельных
пунктах, то только их и цитируют.
Раздел
VI
Рассмотрены откровенно неприязненные отношения Ефремова
и Жукова, версии гибели Ефремова, приведены приказы
Жукова, поставившие введенные в прорыв к Вязьме дивизии
33 А в безвыходное положение.
Раздел
VII
Рассмотрена деятельность представителей Генштаба в войсках
и доклад Жукова Сталину от 03.10.43 с предложением эти
группы представителей ликвидировать. Согласие не получено.
Раздел
VIII
Разбираются возражения Гареева по авторской формулировке
(от Халхин-Гола до штурма Зееловских высот): «Полководческий
почерк один и тот же, и его каллиграфические характеристики
со временем практически не изменились». Разъяснено,
что только честный показ не только успехов, но и неудач,
сделал бы образ маршала Жукова более конкретным, законченным
и понятным. Все это способствовало бы борьбе с очевидно
фальсифицированными трактовками отдельных его действий.
Раздел
IX
Учитывая возражения Гареева, автор расширил доказательную
базу своих выводов. Приведены данные по Западному направлению
(участок 20 А) в ходе Московской битвы. Приводится признание
Жукова: «Медленное, я бы сказал, маловыразительное наступление.
Там практически выталкивали противника» (стр. 143).
Анализируются недостатки при проведении:
– летней (1942 г.) Ржевско-Сычевской операции (о созданных
поспешно, без достаточной подготовки подвижных групп,
действия которых окончились полным провалом). Учитывая
прочные позиции Жукова (комфронта избежал наказания
после неудачи Ржевско-Вяземской операции в январе –
апреле 1942 г.), Генштаб очень вежливо попросил начштаба
ЗФ «…доложить командующему о нецелесообразности в дальнейшем
применять импровизированные танковые группы» (стр. 144).
– разобран провал крупнейшей операции – 2-я Ржевско-Сычевская
«Марс» (ноябрь – декабрь 1942 г.). Уточнены детали разгрома
оставленного без должной помощи 1-го мехкорпуса генерала
М. Д. Соломатина (стр. 145–147).
Раздел
Х
О Берлинской операции рассказывают без должных на то
оснований, как правило, слишком восторженно, воспевая
лобовой штурм Зееловских высот, с применением 145 прожекторов
(которые по немецким оценкам им только помогали, «освещая
наступающих»). Учитывая, что автор разобрал весь ход
боевых действий на основе боевых донесений 1-й гв. танковой
армии М. Катукова и 2-й гв. ТА С. Богданова, становятся
понятны масштабы грубых ошибочных решений Жукова при
проведении этой операции. Поэтому текст раздела печатается
полностью (включая текст XI раздела):
читать
дальше (новая страница).
Вернуться
на страницу с оглавлением.
